Дорогой Сергей Александрович, я внимательно просмотрел весь, скомпонованный тобою и подаренный мне альбом. Он интересен тем, что в полной мере дает представление о твоем непонимании особенностей мальцовского или российского хрусталя, его коренного отличия от однообразной, строго геометрической, вертикально-горизонтальной огранки его богемского, более старого собрата. Я действительно неплохо знаю историю своего родного края, а тем более Дятькова и его хрустального завода. Вот ты в своем «хрустальном» альбоме особо выделил художницу Елизавету Меркурьевну Бём и говоришь, что «она стала первой профессиональной художницейХ1Х — XX века, работавшей по стеклу, Она делала формы для посуды, ориентируясь на старинные предметы: братины, стопки, чарки, ковши, придумывала рисунки для эмалей, сама расписывала посуду и внимательно наблюдала, если росписи делал кто-то другой». Я даже не попытаюсь оспаривать вклад Елизаветы Бём в художественное творчество российских стеклоделов, но ведь альбом-то об огранённом хрустале. Вот здесь бы и сказать об этой стороне деятельности Елизаветы Меркурьевны. Только об этом даже история умалчивает.
Альбом в переводе на русский называется «Авдеевский хрусталь». Видимо, Сергей Александрович, ты таким шахматным ходом мыслишь закрепить в истории русского хрусталя свое имя. Но, думаю, это очень опрометчивый шаг. Даже попытки сделать подобный шаг не замечено в славной художнической биографии Народного художника РСФСР Евграфа Сергеевича Шувалова. Этот человек отметился в памяти Дятьковских хрустальщиков как хранитель, продолжатель извечных традиций русской огранки у хрусталя. К его имени прочно пристало понятие «ШУВАЛОВСКИЙ ХРУСТАЛЬ».
Осмелюсь посоветовать тебе, пролистай небольшие книжки Михаила Васильевича Гунченко «Дятьковский хрусталь», Валентина Фёдоровича Ткачевского «Мастера хрустальных дел». Просмотри многочисленные альбомы, посвященные продукции Дятьковского хрустального завода и ее создателям, и у тебя обязательно появится желание рассказать не только о досточтимой Елизавете Бём, но и показать лики художников русской хрустальной грани - того же Шувалова, который создал многие десятки образцов хрустальных изделий, не потерявших завоеванных ими высоких оценок. Интересно отметить, что, к примеру, созданный им в 1952 году (!!!) большой многопредметный сервиз «Банкетный» и сегодня считается непревзойденным шедевром. Здесь же самое время вспомнить и других блестящих художников завода:
В.Сойвера, М.Грабарь, И.Колодина, В.Котова, И.Мачнева, М.Кизлова, 3.Чумакову, В.Погребного, В.Фёдорова. И рабочих- художников, мастеров хрустальной грани:
Е. Булимова, С. Игнатова, В. Комарькова, Р. Юркова.
В 1979 году в Приокском книжном издательстве был издан небольшой сборничек моих очерков «ХРУСТАЛЬЩИКИ», вобравший в себя рассказы о девяти самых именитых работниках Дятьковского хрустального завода. Здесь в очерковых зврисовках я поведал о главном инженере предприятия Алексее Тихоновиче Белом, стекловаре Павле Федоровиче Балакине, о Народном художнике Евграфе Сергеевиче Шувалове, бригадирах- отдельщиках Вячеславе Семашко, Екатерине Шестаковой, Василии Ковалерове; алмазчиках-шлифовщиках Алексее Миронове и Евгении Булимове. Все они истинные хранители вековых традиций высокохудожественного хрустального производства.
Я прошу прощения, не очень прилично цитировать самого себя, но осмелюсь привести здесь часть очерка об Евграфе Сергеевиче Шувалове — «Певец русского камня».
«… в шлифовне от старых мастеров узнал Шувалов название элементов огранки. Его поразило, что «кустики» так и называют просто кустиками, «звездочки» — звездочками, а вот «камень» приподнято — Русским камнем. «Почему «Русским»»? — поинтересовался Шувалов, тогда еще ФЗУшник. «А потому,- услышал он объяснение, что в России его придумали, наши, дятьковские мастера».
Трудный путь пришлось пройти Шувалову от ученика до Главного художника хрустального завода. Он получил несколько тяжелых ранений в годы войны, после демобилизации в сорок девятом ему пришлось осваивать разработку образцов посуды из цветного и многослойного разноцветного стекла, декорирование изделий методом химического травления. Он работал с простым и накладным стеклом, создавал произведения, само название которых говорило об источнике вдохновения: столовые наборы «Лучистый», «Снежинка», «Елочка», «Ромашка». Тогда еще заводу было не до хрусталя, но чем бы ни увлекался художник, он лелеял мечту о работе с хрусталем. И его звездный час настал!
«… в хрустале он видел свою главную песню жизни. Были в этой песне и неудачные куплеты, особенно в первые годы работы художником, еще до того, как к нему пришла логика переосмысления «мальцовской алмазной грани». Он рассуждал примерно так: «Кто осмелится обвинить Маяковского и Светлова только за то, что они писали тем же алфавитом, что Жуковский, Ломоносов и Пушкин? А ведь «мальцовские элементы огранки хрусталя», те самые «звездочки», «кусты», «паутинка», «насечка» — своеобразная азбука художника, его «семь обязательных нот в октаве», из сочетания которых можно создать великолепное произведение или абракадабру. Все зависит от умения художника найти новое гармоничное «звучание» старых элементов.
И Шувалов искал… На него обрушилась искусствоведческая критика. В прессе на отраслевых художественных советах дятьковских хрустальщиков упрекали, что они не хотят видеть новых веяний в декоративно-прикладном искусстве и остановились на некоей «точке замерзания». Из-за этих нападок ругательным стало выражение «мальцовская огранка хрусталя».
«Мы должны стремиться к лаконичному выражению самых сложных творческих идей, — говорил на одном из художественных советов коллега Шувалова, ленинградский художник. — Малъцовская усложненная огранка спутала дятьковцев по рукам и ногам...».
Уже после заседания совета расстроенный спорами Евграф Сергеевич по пути в гостиницу заглянул в фирменный магазин «Дом фарфора и хрусталя». Густая людская толчея красноречиво говорила о том, что в этот день полки, предназначенные для хрустальной остродефицитной посуды, не пустуют. (Дело было перед Международным женским днем, задолго до перестройки, бешеных девяностых годов Ю.Л.) Одновременно, что совсем уж редко бывает, продавалась посуда разных заводов, в том числе и дятьковского. Шувалов заметил, что люди брали вещи со сложной, кружевной огранкой, а цветники того самого художника, призывавшего изжить «мальцовщину», его цветники с редкой геометрической гранью особым спросом не пользовались.
… А память вновь и вновь возвращала Евграфа Сергеевича к тому «современному цветничку»: хрустальный цилиндр с тремя во всю его высоту глубокими прорезями, и около каждой из них — несколько разнокалиберных, параллельных дну бороздок, одиночных и групповых. Так иногда графики стилизованно изображают деревья. В такой геометрической огранке хрусталь выглядел блекло, как простое стекло. Он терял одно из своих главных достоинств: не мог ломать проходящие световые лучи и уже не искрился, пропуская их через себя.
Возвратившись из столицы, Шувалов сделал эскиз (того самого, «современнейшего» цветника) и дал задание одному из лучших заводских мастеров огранки Юрию Сентюрину воплотить эскиз в хрустале. С заданием мастер справился быстро. Уже отполированный цветник принес в кабинет художника. Поставил на стол, но уходить не собирался, словно хотел что-то сказать.
И сказал: «Неужели вот такие чушки пойдут в серию? Пропал тогда настоящий хрусталь, и нам, алмазчикам, делать нечего. Эти грани плотник может топором вырубить...».
Шувалов успокоил рабочего, а днем позже собрал всех шлифовщиков- алмазчиков экспериментальной бригады, чтобы узнать мнение о «мальцовской огранке», о спорах, которые она вызвала среди искусствоведов и художников.
«Да что они заладили: мальцовская грань, мальцовская грань? - горячился один из мастеров. — Не царский же генерал Мальцов ее придумал. А деды наши. По крупицам собирали… Что теперь эту красоту — на свалку?
Он показал на стоявший на тумбочке фужер из шуваловского сервиза, получившего название «Совсминовский».
Да это настоящая грань, — поддержали его другие, — и через двадцать, и через сто лет будет современной. Хрусталь в ней виден».
Скажем о ней: ЭТО РУССКАЯ ФИЛИГРАНЬ!
Специально для Сергея Авдеева добавим:
Дорогой Сергей Александрович, сделай милость, издай еще один альбом с продукцией Дятьковского хрустального завода в мальцовской, РУССКОЙ ОГРАНКЕ. Это только прибавит тебе славы.
И еще, Сергей Александрович, знаю, что ты втайне болеешь за историческую память родного города. Так вот, для того чтобы обозначить важные знаки этой памяти, нужно установить в городе памятники великим гражданам Руси. Один из них - Лев Николаевич Толстой, который, неоднократно бывал в Дятькове. Об этом множество раз писалось в документальной литературе. Второй — наш великий земляк Федор Иванович Тютчев. Об этом знают немногие. Писатель Вадим Валерианович Кожинов, написавший изданную в серии ЖЗЛ книгу «ТЮТЧЕВ», изучив до подробностей жизнь Поэта, Философа и Дипломата, писал: «Тютчев был знаком с Мальцовыми с детских лет. В университетские годы он сблизился с двоюродным братом Сергея Ивановича (Мальцова Ю.Л.), И.С. Мальцовым, одним из «любомудров», впоследствии, как и Тютчев, ставшим дипломатом. Не раз Тютчев бывал у С.И.Мальцова в Дятькове, встречался с ним в Петербурге и за границей. Обменивался письмами. И, конечно, Мальцов был для него одним из замечательнейших земляков».
К этому добавлю мнение Вадима Валериановича Кожинова, самого авторитетного специалиста в области литературной истории. Он — создатель биографии Федора Ивановича Тютчева, издал о нем книгу в серии ЖЗЛ, человек дотошный, изучивший до мелочей жизнь великого русского поэта, его общение с тысячами лиц, в том числе с множеством исторических: «… Толстой общался с Тютчевым весьма редко, да и встречи их были краткими. Но была между ними — величайшими творцами русского слова — та глубинная, корневая связь, которая значила гораздо больше, чем связи со многими, постоянными их собеседниками».
Сергей Александрович, я понимаю твое стремление делами оставить память о себе в истории Дятькова, может быть, сравнимую с памятью о Сергее Ивановиче Мальцове. Я думаю, что исполнению этого желания будет содействовать твоя финансовая возможность выпустить новый альбом о сохранении в делах Дятьковского хрустального завода уже в советское время традиций русской огранки хрусталя. Сам Бог заставляет вас это сделать. И совесть! И еще: вы просто обязаны принять участие в увековечении памяти имен и образов великих людей. Пусть «Толстой общался с Тютчевым весьма редко». Но можно запечатлеть одну из этих редких встреч на века. Мне видится большая поляна на парковском берегу озера в Дятькове, в центре которой стоят три разновозрастных мужчины — Л.Н.Толстой, Ф.И.Тютчев и С.И.Мальцов.
Сергей Иванович показывает рукой на противоположный берег, где хорошо видны трубы хрустальной фабрики...
Остальное додумай сам вместе со скульптором. Теперь дело за тобой и Брянским департаментом культуры!
P.S.
Вне рамок уже изложенных заметок я хотел бы обратиться к Сергею Александровичу Авдееву с предложением: нельзя дальше оставлять многочисленных посетителей музея хрусталя без доступных по цене памятных сувениров. Над этим, конечно, должны подумать художники и мастера-рабочие. Я полагаю, что вполне подойдет для этих целей памятная хрустальная медаль с «русским камнем» или граненый стакан с клеймом хрустального завода.
Я вспоминаю, как в давние времена девчушки играли в классики, пользуясь плиточками из цветного стекла, в которых были «запечены» ромашки, золотые рыбки и кораблики. Девчонки и сегодня играют в эту игру, но вместо стеклянных красивых плиточек используют заржавелые коробки из-под сапожной мази.
Так-то вот, Сергей Александрович! Дожили!
Комментарии ()